Отпуск на Корфу. Путевые заметки. Часть 6

Александр Лесничий
Начало   http://www.proza.ru/2014/01/08/1641  - часть 1
              http://www.proza.ru/2014/01/08/1687  - часть 2
              http://www.proza.ru/2014/01/08/1708  - часть 3
              http://www.proza.ru/2014/01/08/1714  - часть 4
              http://www.proza.ru/2014/01/08/1719  - часть 5
                Ахиллеон.
Архитектуры на Корфу нет. Дома – это просто жилища. Есть характерные особенности: балкончики, лоджии, жалюзи, ставни. Есть приёмы строительства. Но единых ансамблей или стремления  оформить фасад, нет. В местах деревенского типа это понятно, а в городе странно. Дома – многоэтажные ящики. У великой Греции, давшей миру множество архитектурных идей, портиков,  колоннад и  фронтонов для Корфу уже не хватило. Здания функциональны, прочны, но внешне убоги. Конечно, солнце, конечно, цветы и деревья, конечно, морские пейзажи отчасти передают свой блеск этим непритязательным строениям так же, как бриллианты, морщинистым шеям. Но, если мысленно поместить самые лучшие дома и улицы старой Керкиры в  Санкт-Петербург, забросать их осенними листьями, промочить многодневными дождями, потом посыпать снегом, то сразу станет ясно, что их архитектурный класс соответствует уровню временных хозяйственных сооружений.
Чем больше я размышлял об этом, тем больше мне хотелось  увидеть виллу австрийской императрицы Елизаветы - Ахиллеон.
Я уже неплохо говорю по-английски, чтобы сказать: “дайте мне то” или “дайте это” или “покажите, как пройти”. Из памяти всплыли какие-то обрывки английского, когда огненно-рыжий Серёжа Косенков барабанил по парте в пустом классе и напевал:  “everybody absent”.  Цель:  “узнать”, ” найти”, “понять” - притянула все слова и поставила в нужное положение предлоги. Всё, чему учили меня дорогие преподаватели 523 школы Ленинграда  и электротехнического института имени Ульянова (Ленина), пригодилось. Поэтому я уже почти без затруднений узнаю у администратора гостиницы, как надо ехать, и легко нахожу 10 автобус и даже в ожидании рейса участвую в небольшой беседе критянина и англичанки из Австралии, в которой та рассказывала, как она звонила своим и жаловалась на холода. Два дня назад я прошёл опасную стадию выдумывания не хватающих мне слов. Неумение  тогда у меня с лихвой заменялось уверенностью в своих силах и напором.
Место, куда я еду, было выбрано Императрицей  Австро-Венгрии для  дачи в 1890 году, когда Елизавете было уже 53 года. Мужем её был Франц Иосиф, именем которого назван архипелаг в Северном Ледовитом океане, принадлежащий России. Императрица была красивой женщиной,  замечательной наездницей, до старости, сохранившей осиную талию.  Вступив в брак  в 16 лет, она попала под жёсткую опеку свекрови, которая сумела распространить свою власть даже на воспитание её детей. Чтобы быть подальше от свекрови, Елизавета, которую ещё называли в придворных кругах Сиси, постоянно путешествовала, обычно возвращаясь  в Австрию  ненадолго и чаще всего ко дню своего рождения. Она была возмутительницей устоев двора и нарушала этикет, снимая за обеденным столом перчатки. Она симпатизировала либеральным идеям того времени, стремилась к простоте – на сколько это позволяло её положение,- отказывалась от охраны, часто останавливалась на новом месте инкогнито. У Елизаветы было три ребёнка:  две дочки и сын.  Сын  должен был в будущем стать Императором Австрии. Его назвали Рудольфом в честь основателя династии Габсбургов, и воспитывали как будущего правителя, практически, не допуская к нему “взбалмошную” мать. Потом сын женился без любви, династическим браком и сразу же завёл роман на стороне. В 31 год он покончил жизнь самоубийством вместе со своей 18-летней любовницей.  Римский папа запретил их отпевать.  Елизавету потрясла эта трагедия, кроме того, она была уверена, что кронпринц  пал жертвой политических интриг. С тех пор в знак траура по сыну она одевалась  во всё чёрное. В парке, на вилле, Елизавета установила Рудольфу памятник и часто смотрела на него с выступа террасы, который экскурсоводы называют балконом слёз.
Дворец императрицы  носит отпечаток её мистическо-романтического и, пожалуй, воинственного характера. Он посвящён Ахиллесу.  Плафон парадной лестницы изображает Героя в славе, когда тот мчится на колеснице, влача за собой  в облаках пыли  окровавленный труп Гектора. Жители Трои, которых немецкий художник, как и нас, заставил глядеть  на казнь,  полны страха.  Странная причуда – разместить у себя в доме на потолке изображение трупа.  Жутко... Тогда ещё не было электрических ламп, и вечером в колыхающемся сумраке свечей поднимающемуся по лестнице человеку могло являться вверху кровавое пятно.
Ещё одно произведение искусства, говорит о мрачном направлении мыслей императрицы.  В центре верхней террасы, за площадкой муз находится весьма натуралистическая скульптура, умирающего Ахиллеса. Она выполнена, примерно, в том же масштабе, что и знаменитый  Давид Микеланжело. Обнажённый воин из мрамора сидит на земле и с мучительным усилием тянет стрелу, вонзившуюся ему прямо в сухожилие левой ноги. Могучие мышцы напряжены так, что, кажется, что он в один миг мог бы вырвать её.  Но нет. Не выходит из сухожилия наконечник и не ломается лёгкое древко. Страдальчески запрокинута голова, одетая в шлем с гребнем. Здесь надвигающаяся смерть  не столько ужасна, сколько желанна для освобождения от  нескончаемой судороги жизни. Мука жизни и жажда смерти – вот идея этой скульптуры, которая приглянулась  Елизавете в 1889 году на выставке в Париже. В том же году, спустя несколько месяцев после  покупки “умирающего Ахиллеса”, покончил с жизнью её сын. И тогда же она сказала: «Я тоже хотела бы умереть от небольшой раны в сердце, через которую улетит моя душа, но я хочу, чтобы это произошло вдали от тех, кого я люблю». Так и случилось, но об этом чуть позже.
На вилле есть ещё одна статуя Ахиллеса -  огромная, в доспехах с копьём,  щитом и в шлеме. Прекрасное тело, прекрасные мышцы, прекрасное лицо. Сила, крепкий подбородок. Весь человек здесь,  и ничего сверх того. Эта скульптура прообраз тех, настоящих, абсолютно пропорциональных арийцев, которых во множестве воспроизводил Арно Брекер в Третьем Рейхе. Идеальная форма  без сколько-нибудь выраженного духовного начала. По-существу, запечатлено отсутствие Человека в человеческом теле.  Такова ведь была и жизнь Елизаветы, изысканной, модной, катавшейся на великолепных лошадях, обитавшей в расписных залах, евшей из драгоценных приборов, и не находившей себе места от пустоты и бессмысленности бытия.
 Хотя она сама не видела смысла, но он был. Именно такие женщины, которые внешне  столь отличались от простых людей, что были словно бы представителями иной расы,  давали блеск и оправдание  главенству аристократического сверхчеловека в тогдашнем мире. Но мир  уже не принимал безоговорочно этого главенства. Он возмущался им и вёл  против него войну.
Далёкая от политики Елизавета стала жертвой этой войны. В 1898 году её зарезал Луиджи Лукене - человек из низов, некрасивый, маленького роста, необразованный, нищий анархист.  После травмы он был уволен с фабрики, больным и без средств.  Как родилась у него  мысль об убийстве? Может быть, он хотел  заставить этих непреступных богачей, которые были  хозяевами мира, хотя бы так заметить его существование? Ведь это они создали условия, при которых  сами не могли жить из-за пресыщения всем, а такие, как Лукени, умирали от нехватки всего.
У Луиджи не было денег ни на пистолет, ни даже на  нож, и поэтому он взял в качестве оружия остро заточенный напильник.  Когда Елизавета прогуливалась в сопровождении фрейлины, он приблизился к ней с видом, как будто хочет поднести букетик цветов,  а затем  нанёс бедной женщине  удар прямо в сердце. Сиси не ожидала такого коварства, и от этого не поняла,  что произошло.  Она упала, а потом поднялась и пошла по набережной. Ранка была так мала, что кровь еле сочилась.  Только, пройдя 90 шагов, она упала снова. Но это случилось уже не на Корфу, а в Женеве.  Лукени повесился в 1910 году в тюрьме.
После смерти Елизаветы Ахиллеон купил император Вильгельм II. Он расширил парк, построил недалеко от дворца пристань и галерею от моря к дворцу.  Галерея была разрушена  во время Второй мировой войны, поскольку  мешала продвижению вездесущих немецких танков.
В Ахиллеоне сохранилось мало подлинных  вещей эпохи заката Австрийской и Германской империй. Это у нас после революции дворцы превращались в музеи. А здесь всё находилось в частной собственности, продавалось и переделывалось по воле владельцев.  Кроме того,   две мировые войны  не обошли остров стороной. А с 60-х годов XX века дворец  на двадцать лет был сдан в аренду под казино.
Сейчас в комнатах - стенды с фотографиями немецких броненосцев, генералов с закрученными усами, несколько старинных красивых шкафов с огромными зеркалами. В спальне Елизаветы широкая медная кровать, как говорят, точно такая, как была у неё. От парка, по-моему, не осталось ничего, кроме тех деревьев, которые растут у площадки муз. Но сам дворец цел. Скульптуры на месте. Толстая пальмы видела и Елизавету и последнего Императора Германии.  Мрамор умирающего Ахиллеса потемнел, а в углу постамента, на котором ахеец принимает свою бесконечную муку, приютилось общество  улиток. Они не объявляют мировых войн, не привязывают друг друга к колесницам, не протыкают напильниками, не стреляют  из пистолетов,  не вешаются и от этого кажутся существами высшего, по сравнению с людьми, порядка.
---
Продолжение:   http://www.proza.ru/2014/01/08/1726  - часть 7, последняя